раз, здо­роваясь с Колькой, криво улыбался и спрашивал: "Ну, как прокладки?"
Колька ждал, что его потянут за тот калым, но его почему-то не тянули.
Колька стал собираться.
Ему советовали:
-- От ключа выбивайся на просеку, там счас не так убродно.
-- Где, на просеке?
-- Но.
-- Скажи кому-нибудь. Наоборот, надо от ключа влево...
-- Не слушай никого, Колька, ехай как знаешь.
--
Можа,
обождать
маленько?
--
предложил
Колька и
по­смотрел
на
начальника. Тот, нахмурившись, колдовал что-то в своем блокноте.
-- Иди сюда, -- сказал он. -- Смотри: вот ключ, вот про­сека -- поедешь
просекой. Доедешь ей до Марушкина лога -- вот он, снова повернешь на дорогу,
там где-нибудь он
стоит. Попробуйте буксировать. Не выйдет, тогда
возьмите
поболь­ше на
трактор... Сала, хлеба. В зеленой канистре, под куля­ми, спирт
-- возьмите.
Лесорубы переглянулись. Кто-то хмыкнул.
-- Та канистрочка давно
уж теперь в кабине,
рядом
с
Митей.
Он с ей
беседует.
-- Похудела канистра, ясно.
-- Да-а, Митя... Он, конечно, не только канистру угово­рит...
Начальник не слышал этих замечаний.
-- Можа, переждать малость? -- еще раз предложил Коль­ка. -- А?
Начальник захлопнул блокнот, подумал.
-- По
подсчетам, у него кончилось горючее часов пять
назад. Ты будешь
ехать часа три... Восемь. Давай. Часов через шесть ждем вас.
Колька
шепотом
сказал
что-то и пошел
на
улицу. Минут
через десять
противно
застрекотал пускач (пусковой мотор­чик)
его трактора, потом глухо
взревел двигатель...
-- Поехал, -- сказал один лесоруб.
Другие промолчали.
Митька Босых, деревенский вор
в прошлом, поэт,
трепач
и богохульник,
ругался
в
кабине матом. Его занесло вровень
с
кузовом;
пять часов назад
сгорела последняя капля горючего.
--
Погибаю,
пала! -- орал
Митька. -- Кранты!..
В
лучшем
случае --
членовредительство.
Зеленая
канистра была
с
ним в
кабине,
и
она действи­тельно слегка
"похудела".
Калина красная,
Калина вызрела;
Я у залеточки
Характер вызнала!..
Митька отхлебнул еще из канистры и закусил салом.
-- Жись!.. Как сон, как утренний туман, пала...
Вдруг
сквозь вой
ветра ему почудился
гул трактора. Поду­мал, что
--
показалось, прислушался: нет, трактор.
-- Ура-а!
--
заорал
Митька и полез из
кабины.
-- Роднуля! Крошечка
моя!..
Трактор с
трудом
пробивался; он
то
круто
полз
вверх,
то по самый
радиатор зарывался в сугроб, и тогда особенно натруженно, из последних своих
могучих
сил
ревел,
выбираясь,
дымил, парил, дрожал,
лязгал, упорно
лез
вперед. Колька был отличный тракторист.
Увидев
занесенную
машину
и
Митьку
около
нее,
Колька остановился,
оставил трактор на газу, вылез из кабины.
-- Припухаешь?!
-- А?!
-- На!.. Канистра живая?
-- А?!
Ветер валил с
ног;
дул порывами:
то
срывался
с цепей, тогда ничего
вокруг не было видно, ровно и страшно ревело и трещало, точно драли огромное
плотное полотнище,
то
вдруг
на
какое-то
время
все замирало,
сверху, в
тишине,
мягкой
тучей обрушивался снег, поднятый до того в
воздух. И снова
откуда-то не то сверху, не то снизу ветер начинал набирать разгон и силу...
Обследовали
машину:
буксировать
ее
можно
только
дву­мя или
тремя
тракторами. Начали перетаскивать продукты на трактор.
-- Канистру уговорил?!
-- А што, я подыхать должен? Начальник там?
-- Там!
-- Пусть
он про меня в газету пишет, пала... Как я чуть геройски
дуба
не дал!
-- В канистре много осталось?
-- А?
-- Много тяпнул?!
--
Там хватит... -- Митька захлебнулся ветром, долго
кашлял. --
Всем ..далее 

<ght -->