сократись, милый.
Ведь
мы все пьем по празд­никам... Праздничек подошел --
выпей, прошел праздни­чек -- пора
на работу, а не похмеляться. Та-ак. А как
же? Поговорить
надо, убедить
человека. Да не матерным словом,
а ласковым,
ласковым, оно, глядишь, скорей дойдет.
-- Его надо поленом по башке, а не ласковым словом.
--
Во-от. Я и
говорю: бараны.
Рога на лбу
выросли
--
и довольные:
бодаться можно. А ты же человек, тебе разум даден, слово доходчивое...
-- Иди ты!..
-- Эх вы.
Макар
шагал дальше, и сердце
его
сосала, сладко прику­сывая, жирная,
мягкая змея, какая сосет сердце всех оскор­бленных проповедников.
Иногда дело доходило до оплеух.
У Ивана Соломина жена Настя родила сына. Иван заспо­рил с Настей -- как
назвать
новорожденного.
Иван хотел Иваном:
Иван
Иванович
Соломин. Настя
хотела, чтоб был
Валерик. Супруги серьезно
поссорились.
И в
это-то самое
время Макар принес им письмо от сестры
Настиной, которая
жила
с
мужем
в
Магадане и писала в
письмах,
что живут
они очень хорошо, что у них в доме
только одной живой
воды
нет,
а так все есть, "но, сами
понимаете,
--
в
концервах, так как климат здесь суровый".
Макар посмотрел красный безымянный комочек,
по­здравил
родителей... И
те, конечно, схватились перед ним -- каждый свое доказывать.
-- Иван!.. Иванов-то
нынче
осталось -- ты да
Ваня-дура­чок в сказке.
Умру -- не дам Ванькой назвать! Сам как Ваня-дурачок...
-- Сама ты дура! Счас в этом деле назад повернули, к ста­рому. Посмотри
в городах...
Макар весь подобрался, накопился -- почуял добычу.
-- Спокойно, Иван, -- сказал он хозяину. -- Не обзывайся. Даже если она
тебе законная
жена, все равно ты
ее
не имеешь права дурачить. Она тебе --
"Ваня-дурачок", допус­тим, а ты ей --
"несмышленыш мой" или еще как-нибудь.
Ласково.
Ей
совестно станет, она замолчит.
А не замолчит -- сам
замолчи.
Скрепись и молчи.
-- Иди отсюда, миротворец!
-- И
меня не
надо
посылать.
Зачем меня посылать? Ты
меня послушай,
постарайся сперва понять, а потом
уж
посы­лай.
Ведь я к
тебе не с войной
пришел, не лиходей я тебе, а по новым законам -- твой друг и товарищ. И хочу
вам подать добрый
совет: назови-ка ты
сынка своего Митей -- в честь свояка
магаданского. Ведь
они вам и посылки шлют, и день­жат нет-нет подкинут... А
напиши-ка ему, что вот, мол, своячок,
в
честь тебя сына назвал -- Митрием.
Он бы где -- одну посылку, а тут подумает-подумает да две ахнет. А как же: в
честь меня сына назвали
-- это бо-оль-шое уважение. За ува­жение люди
тоже
уважением плотют.
Иван чего-то озверел.
-- Иди отсюда, гад подколодный! Чего ты лезешь не в свое дело?!
Макар
посмеялся
кротко, снисходительно,
ласково.
Он
знал драчливый
характер Ивана.
-- Ах, пошуметь бы?.. Ах, бы да сейчас развоеваться
бы?.. Эх, ты. Ваня
и есть.
Иван
и в самом деле взял
почтальона
за шкирку, подвел к двери и
дал
пинка под зад:
-- За совет!
Макар пошагал дальше по улице. Потирал ушибленное место и шептал:
-- Нога у дьявола -- конская.
И начинал рассказывать встречным:
-- Иван
Соломин... Зашел к нему, у них пыль
до потолка: не могут
имя
сыну
придумать. Я и
подскажи
им:
Митрий.
У
него
свояк в
Магадане
--
Митрий...
Но Макара не хотели слушать -- некогда. Да и мало на селе в летнюю пору
встречных.
И вот
наступало воскресенье. В воскресенье Макар не ра­ботал.
Он ждал
воскресенья. Он выпивал с утра рюмочку-две, не больше, завтракал, выходил на
скамеечку
к воротам... Была у
него такая скамеечка со столиком, аккуратная
такая
скамеечка,
он
удобно
устраивался
--
нога на
ногу, закуривал
и,
поблескивая повлажневшими глазами, ждал кого-нибудь.
-- Михеевна!.. Здравствуй, Михеевна! С праздничком!
-- С каким, Макар?
-- А с воскресеньем.
-- Господи, праздник!..
-- Сын-то не пишет? Что-то давненько я к тебе не захо­дил.
-- Некогда, поди-ка, расписываться-то. Тоже не курорт -- шахты-то эти.
-- Всем им,
подлецам, некогда. Им водку литрами
жрать -- на это у них
есть
время. А
письмо ..далее 

<ght -->