сказал
мне. А тихим
фраером я подъехал?
Да? Бухгалте­ром...
-- Егор хохотнул. --
Бухгалтер... По учету товаров широкого потребления.
--
Так чего же ты хотел, Георгий? -- спросила Люба. -- Обманывал-то...
Обокрасть, что ли, меня?
-- Ну,
мать!..
Ты даешь! Поехал в далекие края
-- две па­ры
валенок
брать. Ты меня оскорбляешь, Люба.
-- А чего же?
-- Что?
-- Чего хочешь-то?
-- Не знаю. Может, отдых душе устроить... Но
это тоже не то:
для меня
отдых -- это... Да. Не знаю, не знаю, Любовь.
-- Эх, Егорушка.
Егор
даже вздрогнул
и испуганно
глянул на
Любу: так по­хоже она это
сказала -- так говорила далекая Люсьен.
-- Что?
--
Ведь и правда, пристал ты, как конь в гору... только еще боками
не
проваливаешь. Да пена изо рта не идет. Упа­дешь ведь.
Запалишься и упадешь.
У тебя правда, что ли, ни­кого нету? Родных-то...
--
Нет,
я
сиротинушка горькая. Я
же писал. Кличка моя знаешь какая?
Горе. Мой псевдоним. Но все же ты мне на мозоль, пожалуйста, не наступай. Не
надо. Я еще не побирушка. Чего-чего, а магазинчик-то
подломить я еще смогу.
Иногда
я
бываю
фантастически богат, Люба. Жаль, что ты мне не в
эту пору
встретилась... Ты бы увидела, что я эти деньги вонючие... вполне презираю.
-- Презираешь, а идешь из-за них на такую страсть.
-- Я не из-за денег иду.
-- Из-за чего же?
-- Никем
больше не могу быть
на этой земле
-- только
вором. -- Егор
сказал это с гордостью. Ему
было очень
легко с
Любой. Хотелось, например,
чем-нибудь ее удивить.
-- Ое-ей! Ну, допивай да пойдем, -- сказала Люба.
-- Куда? -- удивился Егор.
-- Ко
мне. Ты же ко мне
приехал. Или у
тебя еще где-ни­будь заочница
есть? -- Люба засмеялась. Ей было легко с Егором, очень легко.
-- Погоди... -- не понимал Егор. -- Но мы же теперь вы­яснили, что я не
бухгалтер...
-- Ну, уж ты тоже
выбрал профессию... -- Люба качнула головой. -- Хотя
бы уж свиновод, что ли, и то лучше. Выду­мал бы какой-нибудь падеж свиней --
ну, осудили, мол. А ты, и правда-то, не похож на жулика. Нормальный мужик...
Даже вроде наш, деревенский. Ну, свиновод, пошли, что ли?
--
Между
прочим, --
не
без
фанаберии заговорил
Егор, --
к вашему
сведению: я шофер второго класса.
-- И права есть? -- с недоверием спросила Люба.
-- Права в Магадане.
-- Ну, видишь, тебе же цены нет,
а ты --
Горе!
Бича хоро­шего нет на
это горе. Пошли.
-- Типичная крестьянская психология. Ломовая. Я реци­дивист, дурочка. Я
ворюга несусветный. Я...
-- Тише! Что, опьянел, что ли?
--
Так. А в
чем дело?
--
опомнился
Егор.
--
Не понимаю, объясни,
пожалуйста. Ну, мы пойдем... Что дальше?
-- Пошли
ко мне. Отдохни хоть с недельку...
Украсть
у меня все равно
нечего. Отдышись... Потом
уж поедешь мага­зины
ломать. Пойдем.
А то
люди
скажут, встретила
-- от ворот поворот. Зачем же тогда звала? Знаешь, мы тут
какие!.. Сразу друг друга осудим.
Да и потом... не боюсь я тебя чего-то, не
знаю.
-- Так. А папаша
твой не приголубит меня...
колуном по
лбу? Мало
ли
какая ему мысль придет в голову.
-- Нет, ничего. Теперь уж надейся на меня.
Дом у Байкаловых
большой, крестовый. В одной полови­не
дома жила Люба
со стариками, через стенку -- брат с се­мьей.
Дом
стоял
на
высоком
берегу реки,
за рекой открывались необозримые
дали. Хозяйство у Байкаловых налаженное, широкий двор с постройками, баня на
самой крутизне.
Старики Байкаловы как раз стряпали пельмени, когда хозяйка, Михайловна,
увидела в окно Любу и Егора.
--
Гли-ка,
ведет
ведь!
--
всполошилась
она.
--
Любка-то!..
Рестанта-то!..
Старик тоже приник к окошку.
--
Вот теперь заживем!
--
в сердцах
сказал
он. -- По
внут­реннему
распорядку, язви тя в душу! Вот это отчебучила дочь!
Видно было, как Люба
что-то
рассказывает Егору: пока­зывала рукой ..далее