--
На.
До
свидания, Шура.
Передавай привет!
Все
запо­мнил,
что я
сказал?
-- Запомнил,
--
сказал Шура. Посмотрел на Егора
пос­ледним -- злым и
обещающим -- взглядом. И пошел к машине.
--
Ну,
вот.
--
Егор
сел
на
приступку.
Проследил,
как
ма­шина
развернулась... Проводил ее глазами и оглянулся на Любу.
Люба стояла над ним.
-- Егор... -- начала она было.
--
Не
надо, --
сказал
Егор.
-- Это мои
старые
дела. Дол­ги,
так
сказать. Больше они сюда не приедут.
-- Егор, я боюсь, -- призналась Люба.
-- Чего? -- удивился Егор.
-- Я слышала, у вас... когда уходят от них, то...
-- Брось! -- резко сказал
Егор. И еще раз сказал: -- Брось. Садись.
И
никогда
больше
не говори
об этом.
Са­дись... -- Егор потянул ее
за руку
вниз.
-- Что ты стоишь
за спиной, как... Это нехорошо -- за спиной стоять,
невежливо.
Люба села.
--
Ну? --
спросил весело Егор. -- Что закручинилась, зо­ренька ясная?
Давай-ка споем лучше!
-- Господи, до песен мне...
Егор не слушал ее.
-- Давай я научу тебя... Хорошая есть одна песня. -- И Егор запел:
Калина красная-а-а,
Калина вызрела-а...
-- Да я ее знаю! -- сказала Люба.
-- Ну? Ну-ка, поддержи. Давай:
Калина...
-- Егор, -- взмолилась Люба, -- Христом Богом прошу, скажи,
они ничего
с тобой не сделают?
Егор стиснул зубы и молчал.
--
Не
злись, Егорушка. Ну что ты? -- И Люба заплака­ла. --
Как же ты
меня-то не можешь понять:
ждала я,
ждала свое счастье, а возьмут да...
Да
что уж я -- проклятая, что ли? Мне и порадоваться в жизни нельзя?!
Егор обнял Любу и ладошкой вытер ей слезы.
-- Веришь ты мне?
-- Веришь,
веришь...
А сам
не хочет
говорить.
Скажи,
Егор,
я
не
испугаюсь. Может, мы уедем куда-нибудь...
--
О-о!.. -- взвыл Егор. -- Станешь тут ударником! Нет, я
так никогда
ударником не стану, честное
слово. Люба, я не могу, когда плачут. Не
могу!
Ну, сжалься ты надо мной, Любушка.
-- Ну, ладно, ладно. Все будет хорошо?
-- Все будет
хорошо, -- четко, раздельно сказал Егор.
-- Клянусь, чем
хочешь... всем дорогим. Давай песню. -- И он запел первый:
Калина красная-а-а,
Калина вызрела-а...
Люба
поддержала, да так тоже хорошо подладилась, так славно. На минуту
забылась, успокоилась.
Я у залеточки
Характер вызнала,
Характер вызнала-а,
Характер -- ой какой,
Я не уважила,
А он ушел к другой.
Из-за плетня на них насмешливо смотрел Петро.
-- Спишите слова, -- сказал он.
-- Ну, Петро, -- обиделась Люба. -- Взял спугнул песню.
-- Кто это приезжал, Егор?
-- Дружок один. Баню будем топить? -- спросил Егор.
-- А как же? Иди-ка сюда, что скажу...
Егор
подошел к
плетню. Петро
склонился
к
его
уху
и
что-то
тихо
заговорил.
--
Петро! --
сказала Люба.
--
Я ведь знаю,
что ты там, знаю. После
бани!
-- Я жиклер его прошу посмотреть, -- сказал Петро.
-- Я только жиклер гляну...
-- сказал Егор. -- Там, навер­но,
продуть
надо.
-- Я вам дам жиклер! После бани, сказала, -- сурово мол­вила напоследок
Люба. И ушла
в дом. Она вроде и успокои­лась, но все же тревога вкралась
в
душу. А тревога та -- стой­кая, любящие женщины знают это.
Егор полез через плетень к Петру.
-- Бренди -- это дерьмо, -- сказал он. --
Я предпочитаю или
шампанзе,
или "Рэми-Мартин".
-- Да ты опробуй!
--
А
то
я
не пробовал!
Еще
меня ..далее 

<ght -->