-- Молчишь... Ты же мне слова не даешь воткнуть!
-- Где похвальные грамоты?
-- Там, -- сказала старуха, вконец тоже сбитая с толку.
-- Где "там"?
-- Вон, в шкапчике... все прибраны.
-- Им
место не в шкапчике,
а на стене! В
"шкапчике". Привыкли все по
шкапчикам прятать, понимаешь...
В это время вошла Люба.
-- Ну, как вы тут? -- спросила она весело -- она разрумя­нилась в бане,
волосы
выбились
из-под
платка...
Такая она была
хорошая! Егор
невольно
загляделся на нее. -- Все тут у вас хорошо? Мирно?
--
Ну
и ухаря
ты
себе
нашла! -- с
неподдельным востор­гом
сказал
старик.
--
Ты гляди, как он тут попер!.. Чисто ко­миссар какой! --
Старик
засмеялся.
Старуха только головой покачала... И сердито поджала губы.
Так познакомился Егор с родителями Любы.
С братом ее, Петром, и его семьей знакомство произо­шло позже.
Петро въехал во двор на самосвале...
Долго
рычал само­свал,
сотрясая
стекла окошек. Наконец стал на место, мотор заглох, и Петро вылез из кабины.
К нему подошла жена Зоя, продавщица сельпо, членораздельная бабочка, быстрая
и су­етливая.
-- К Любке-то приехал... Этот-то, заочник-то, -- сразу сообщила она.
-- Да? -- нехотя полюбопытствовал Петро, здоровый мужчина, угрюмоватый,
весь в каких-то своих думах. -- Ну и что? -- Пнул баллон, другой.
--
Говорит,
был бухгалтером, ну, мол, ревизия --
то-се... А
по роже
видать: бандит.
-- Да? -- опять нехотя и лениво сказал Петро. -- Ну и что?
--
Да ничего. Надо осторожней
первое время...
Ты иди глянь на
этого
бухгалтера! Иди глянь! Нож воткнет и не заду­мается этот бухгалтер.
-- Да? -- Петро продолжал пинать баллоны. -- Ну и что?
-- Ты иди глянь на него!
Иди глянь! Вот так нашла себе!.. Иди глянь на
него -- нам же под одной крышей жить теперь.
-- Ну и что?
--
Ничего! -- завысила голос
Зоя. --
У нас дочь-школьни­ца, вот что!
Заладил свое: "Ну и что? Ну и
что?" Мы то и дело одни на ночь остаемся, вот
что! "Ну и что". Чтокалка черто­ва, пень! Жену с дочерью зарежут, он шагу не
прибавит...
Петро пошел в
дом, вытирая на ходу руки ветошью. На­счет
того, что он
"шагу
не
прибавит" -- это
как-то на него
похоже:
на
редкость спокойный
мужик,
медлительный,
но
весь
налит
свинцовой разящей
силой.
Сила
эта
чувствовалась в
каждом движении
Петра,
в том, как
он
медленно
воро­чал
головой
и смотрел маленькими своими глазами -- прямо и
с
каким-то стылым,
немигающим бесстрашием.
-- Вот счас с Петром
вместе пойдете, -- говорила Люба, собирая Егора в
баню.
-- Чего же тебе переодеть-то дать? Как же ты так:
едешь свататься, и
даже лишней пары белья нету? Ну? Кто же так заявляется!
-- На то она и тюрьма! -- воскликнул старик. -- А не ку­рорт. С курорта
и
то,
бывает, приезжают
прозрачные. Илюха
вон
Лопатин
радикулит
ездил
лечить: корову целую ухнул, а приехал без копья.
--
Ну-ка
вот,
мужнины
бывшие... Нашла.
Небось
годит­ся.
--
Люба
извлекла из сундучка длинную белую рубаху и кальсоны.
-- То есть? -- не понял Егор.
-- Моего мужика бывшего... -- Люба стояла с бельем в руках. -- А чего?
-- Да я
что?! --
обиделся Егор.
-- Совсем,
что ли,
подза­борник --
чужое белье напялю. У меня есть деньги -- надо сходить и купить в магазине.
-- Где
ты теперь купишь? Закрыто
уж
все.
А
чего
тут тако­го?
Оно
стираное...
-- Бери, чего? -- сказал и старик. -- Оно же чистое.
Егор подумал и взял.
-- Опускаюсь все ниже и ниже, -- проворчал
он при этом. -- Даже самому
интересно... Я потом вам спою песню: "Во саду ли, в огороде".
--
Иди, иди, -- провожала его
к выходу
Люба. -- Петро у нас не шибко
ласковый, так что не удивляйся: он со всеми такой.
Петро уже раздевался в предбаннике, когда туда сунулся Егор.
-- Бритых
принимают?
-- постарался
он заговорить как можно ..далее 

<ght -->