видеть. Чья-то сальная,
безобразная морда
склонилась над ним и
улыбнулась поганым ртом. Колька
открыл глаза... -- Ах ты
гадство, --
тихо
повторил он. И снял со стенки ружье...
Отец
узнал о несчастье на
другой
день, к
вечеру
(он ездил
в район
насчет
запасных
частей).
Ему
сказали,
когда
он подъез­жал
к дому.
Он
развернул коня и погнал в больницу.
-- Сейчас лучше бы
не надо, --
пояснил
приезжий
док­тор.
-- Сейчас
он...
Отец отстранил доктора и пошел в палату.
Колька
лежал
на
спине
весь
забинтованный...
Бледный,
незнакомый
какой-то
-- как чужой. Он
был
совсем безна­дежный на вид. В палате
пахло
йодом.
Отец вспотел от горя.
--
Попросил
бы
меня -- я бы попал куда надо... Чтоб
сразу уж...
--
Голос отца
подсекся...
Он
вытер со
лба
пот,
сел на
табуретку рядом
с
кроватью.
Колька скосил на него глаза... Пошевелил губами...
-- Болит? -- спросил отец.
Колька прикрыл глаза: болит.
-- Ээ... -- Отец поднялся и пошел из палаты.
-- Вот
как обстоит дело: все зависит
от того, как сильно захочет жить
он сам. Понимаете? Сам организм должен...
Отец обезумел от горя: взял доктора за грудки:
-- А ты для чего здесь? Организм!..
-- Не нужно так. Отпустите. Мы сделаем все, что можно будет сделать.
Отец отпустил
доктора, хотел
еще
раз войти в палату, но перед
самой
дверью остановился, постоял... и пошел из
боль­ницы.
Он уже далеко отошел,
потом
вспомнил,
что приехал сюда
на
лошади.
Вернулся,
сел
на
дрожки,
подстегнул коня...
Мать Кольки лежала в постели -- захворала с горя.
--
Как он там? -- слабым голосом спросила она мужа, когда тот вошел
в
избу.
--
Если помрет, тебе тоже несдобровать. Убью. Возьму
топор и зарублю.
-- Андрей был бледный и страшный в сво­ем отчаянии.
Мать заплакала.
-- Господи, Господи...
--
Господи, Господи!.. Только
и знаешь своего Господа! Одного ребенка
не могла родить как следует...
с двумя нога­ми! Я этому твоему Господу
шею
сейчас сверну --
Андрей снял с божницы
икону Николая-угодника и трахнул ее
об пол. -- Вот ему!.. Гад такой!
-- Андрюша!.. Господи... Это из-за Глашки он. Полюби­лась она ему, змея
подколодная... Был парень как парень, а тут как иглу съел.
Андрей некоторое время тупо смотрел на жену.
-- Какую Глашку?
-- Какую Глашку!.. Одна у нас Глашка.
Андрей повернулся и побежал к Глашке.
--
Дядя
Андрей,
миленький!..
Да неужели из-за меня это
он?
А
что
делать-то теперь?
--
Он
поправится. -- Андрей шаркнул ладонью
по ще­ке. -- Если бы ему
сказать...
кхе...
он
бы
поправился.
И
за
та­кого, мол,
пойду... Врач
говорит: сам захочет если... Соври ему. А?
Глашка заплакала.
-- Не могу я. Мне его до смерти самой жалко, а не могу. Другому сказала
уж...
Андрей поднялся:
-- Ты только не реви...
Моду
взяли: чуть
чего, так реветь
сразу. Не
можешь -- значит, не
можешь. Чего плакать-то? Не говори никому, что я был у
тебя. -- Андрей снова пошел в больницу
Колька лежал в том
же положении, смотрел в потолок, вытянув вдоль тела
руки.
--
Был
сейчас дома...
-- Андрей погладил
жесткой ладонью тугой сгиб
колена... поправил голенище сапога. -- К Глашке зашел по пути...
Колька повел на отца удивленные глаза.
-- Плачет она. Что же, говорит, он, дурак такой, не ска­зал мне ничего.
Я бы, говорит, с радостью пошла за него...
Колька слабо зарумянился в скулах... закрыл
глаза и больше не открывал
их.
Отец сидел и ждал, долго ждал: не понимал, почему сын не хочет слушать.
-- Сынок, -- позвал он.
-- Не надо, -- одними губами сказал Колька. Глаз не от­крыл. -- Не ври,
тятя... а то и так стыдно.
Андрей поднялся
и пошел ..далее 

<ght -->