в
порядке. Чего ты?
Ванька весело со
всеми попрощался,
пожелал всем здо­ровья и с
легкой
душой поскакал вниз.
Надо было еще взять внизу
свою одежду. А одежду
выда­вал как раз этот
Евстигнеев. Он совсем не зло посмотрел на Ваньку и с сожалением даже сказал:
-- Выгнали? Ну вот...
А
когда
выдавал одежду,
склонился
к Ваньке
и
сказал
негромко,
с
запоздалым укором:
-- Ты бы
ему копеек пятьдесят дал, и все -- никакого шу­му не было бы.
Молодежь, молодежь... Неужели трудно дога­даться?
-- Надо человеком быть,
а не сшибать полтинники, -- опять важно сказал
Ванька. Но здесь, в подвале, среди мно­жества вешалок, в нафталиновом душном
облаке, слова эти не
вышли
торжественными;
Евстигнеев
не обратил
на них
внимания.
-- Ботинки эти? Твои?
-- Мои.
-- Не долечился и едешь...
-- Дома долечусь.
-- До-ома! Дома долечисся...
-- Будь здоров, Иван Петров! -- сказал Ванька.
--
Сам
будь
здоров.
Попросил
бы
врача-то...
может,
оставют. Зря
связался с этим дураком-то.
Ванька не
стал
ничего объяснять Евстигнееву,
а
поспе­шил
к матери,
которая небось сидит возле красноглазого и плачет.
И так
и было:
мать
сидела
на
скамеечке
за
вахтером
и
вы­тирала
полушалком слезы. Красноглазый стоял возле своей тумбочки, смотрел в коридор
-- на прострел. Стоял прямо, как палка. У Ваньки даже сердце заколотилось от
волнения, когда
он
увидел его. Он даже шаг
замедлил --
хотел напос­ледок
что-нибудь сказать ему. Покрепче. Но никак не нахо­дил нужное.
-- Будь здоров! -- сказал Ванька. -- Загогулина.
Красноглазый
моргнул
от неожиданности, но
головы не повернул
-- все
смотрел вдоль своей вахты.
Ванька
взял материну сумку, и они
пошли
вон из
хваленой-прехваленой
горбольницы, где, по слухам, чуть ли не рак вылечивают.
-- Не плачь, -- сказал Ванька матери. -- Чего ты?
-- Нигде ты, сынок, как-то не можешь закрепиться, --
сказала мать свою
горькую думу. -- Из ФЗУ тада тоже...
-- Да ладно!.. Вались они со своими ФЗУ.
Еще тебе одно скажу: не проси
так
никого, как давеча этого красношарого просила. Никогда никого не проси.
Ясно?
-- Много так сделаешь -- не просить-то!
-- Ну... и так тоже нельзя. Слушать стыдно.
-- Стыдно ему!.. Мне вон счас гумажки собирать на пен­сию -- побегай-ка
за имя, да не попроси... Много соберешь?
-- Ладно,
ладно...
--
мать
никогда
не
переговорить. --
Как
там,
дома-то?
-- Ничо. У себя-то будешь долеживать?
--
Та-а...
не
знаю,
-- сказал
Ванька.
--
Мне
уже
лучше. Че­рез
некоторое время они сели у вокзала в автобус и поехали домой.
OCR: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского
Ваня, ты как здесь?!
У
Проньки Лагутина
в городе Н-ске училась сестра. Раз в месяц Пронька
ездил
к ней,
отвозил
харчи
и
платил
за
квар­тиру.
Любил
поболтать с
девушками-студентками,
подругами сестры,
покупал им
пару бутылок красного
вина и учил:
-- Вы, главное, тут... смотрите. Тут народ разный. Если он к тебе: "Вы,
мол, мне глянетесь, то-се, разрешите вас под ручку", -- вы его по руке:
"Не
лезь! Мне, мол, сперва выучиться надо, а потом
уж
разные там дела. У меня,
мол, пока одна учеба на уме".
В один
из таких приездов
Пронька, проводив утром деву­шек в институт,
решил побродить до поезда по городу. Поезд уходил вечером.
Походил,
поглазел,
попил воды
из автомата... И присел
отдохнуть
на
скамейку в парке. Только присел, слышит:
--
Молодой человек, простите, пожалуйста. -- Подошла
красивая молодая
женщина с портфелем. -- Разрешите, я займу минутку вашего времени?
-- Зачем? -- спросил Пронька.
Женщина присела на скамейку.
-- Мы в этом городе находимся в киноэкспедиции...
-- Кино фотографируете? ..далее 

<ght -->