-- Гляди-ка! -- удивилась Валя.
--
Им
во сне не снились
такие
гарнитуры.
От "Роджерса" они
вообще
офигеют.
Жить
надо
уметь,
господа
присяжные
заседатели!
-- воскликнул
Владимир Семеныч, ощутив
при­лив гордого чувства. -- Меня почему и
пить-то
повело: чего ни возьмусь сделать, --
все могу! Меня даже из других горо­дов
просят: "Достань холодильник "ЗИЛ", или "Достань дубленку". Ну, естественно,
каждый
старается угостить... У меня душа добрая:
я уважительный тон хорошо
чувствую.
И
вот
это
сознание
--
это
я
все могу
--
привело
меня
к
зло­употреблению. Я и работал, как конь, и пил, разумеется.
Валя засмеялась.
-- А? -- сказал довольный Владимир Семеныч. -- Что смеешься?
-- Да вы прямо уж... всю правду про себя.
--
А
чего?! -- опять воскликнул Владимир
Семеныч.
Ему было
легко с
Валей. -- Я всегда так.
Если я
хочу Люське фитиля вставить,
я не скрываю:
вставлю. Она надеется, что комнату
у меня оттяпает? Пусть. Я все равно себе
коопера­тивную буду строить, но пусть она попробует разменять
двухкомнатную
на две однокомнатные. Я же в коопера­тив-то не подам,
пока нас не разделят,
а
как разделят, сразу подаю в кооператив. Вот тогда она узнает: подселят ей
ка­ких-нибудь пенсионеров, они
ей покажут тинь-тили-ли. Будь спок, милая: я
все сделаю по уму.
Дома у себя Владимир Семеныч чего-то вдруг засуетил­ся, даже как
будто
заволновался.
-- Ну-с...
вот здесь мы и
обитаем! -- шумно говорил он. -- Не хоромы,
конечно, но, как говорит один мой кол­лега, я под этой работой подписываюсь.
Как находишь?
-- Хорошо, -- похвалила Валя. -- Очень даже хорошо!
Владимир Семеныч снял с нее плащ-болонью, при этом почему-то не смотрел
ей в глаза (может, грех затевал), уса­дил
в креслице, к креслицу пододвинул
журнальный сто­лик... На столике было много разных журналов с картин­ками.
-- Прошу... полистай пока. Как тебе "Россарио"?
-- Какой "Россарио"?
--
На чем
сидишь-то!
--
воскликнул
Владимир Семеныч со смехом.
--
Кресло-то
из
"Россарио".
А вот
-- стенка. Гарнитур
"Россарио". Финский.
Тысяча двести.
-- Так, а зачем же еще какой-то?
-- Надо дожимать.
Но "Роджерс" здесь не появится,
по­ка нас с Люськой
не разделят: нема дурных. Посиди, я
пока кофе
себе сготовлю, -- и Владимир
Семеныч поспешил на кухню готовить кофе. Но и оттуда все говорил. Громко. --
У тебя родных много в деревне?
-- Много, -- отвечала Валя.
--
Вот эти
родственнички!.. -- кричал
из
кухни Владимир Семеныч. --
Да?! Как грибов!.. А коснись чего-нито -- нико­го! Да?
Валя ничего на это не сказала, листала журнал.
-- Как находишь журналы?! -- опять закричал Владимир Семеныч.
-- Хорошие.
-- По тематике подбирал! Обрати внимание: все жмут на уют.
-- А?
-- Уют подчеркивают!
-- Да... -- сказала Валя.
--
Не находишь,
что в
квартире, -- кричал Владимир Се­меныч,
--
не
хватает заботливой женской руки?!
Валя не знала, что на это говорить.
-- Да бог ее знает...
-- А?!
-- Не знаю!
-- Явно не хватает! -- Владимир Семеныч появился в комнате с подносом в
руках.
На подносе --
медный сосудец с кофе, малые чашечки. -- Жить
тем не
менее
надо краси­во,
--
сказал
он. --
Прошу:
сядем
рядком,
потолкуем
лад­ком.
Сели к столу, где стояла
бутылка шампанского, стояли вазы с конфетами,
с
орехами, с печеньем.
Владимир
Семе­ныч нагнулся
вбок куда-то
и что-то
такое включил -- щелк­нуло. Музыку, оказывается: в комнату полились грустные
человечнейшие звуки.
-- "Мост Ватерлоо", -- сказал Владимир Семеныч тихо. И
смело посмотрел
в глаза девушке: -- Как находишь?
-- Хорошая, -- сказала Валя.
И чуть покраснела
от
взгля­да Владимира
Семеныча.
Зато
Владимир
Семеныч
осмелел
вполне.
Он
говорил
и
откупоривал
шампанское, наливал шампанское в фужер и говорил...
-- Я так считаю: умеешь жить -- живи, не ..далее 

<ght -->