Василий Шукшин. Рассказы


--
Может, подбежим,
сынок? Оно скорей дело-то будет. А то Таля бы там
не проснулась...
-- Давай.
И вот мы трусим по улице. Мне смешно, как вязка -- точно большой темный
горб -- подскакивает на маминой спине.
Райка мыкнула, услышав
нас... Я распустил свою
вязанку и
бухнул ей в
ноги большую охапку. Райка мотнула головой и захрумтела вкуснейшим сенцом.
-- Ешь,
милая, ешь, --
говорит
мама.
--
Ешь, родимая. -- И чего-то
всплакнула и тут же вытерла слезы и сказала: -- Ну, пошли, Вань, а то Талюха
там... Дело сделали!
Таля спит! Даже не пошевельнулась, пока мы шумно и весело раздевались и
залезали на печку.
"Здорово, Вий!" -- сказал я про себя и посмотрел вниз, в дальний темный
угол.
Весны-то мы кое-как дождались,
а вот Райки у нас не стало... У
меня и
теперь
не
хватает
духу
рассказать
все
по­дробно.
У
нас
уж
в
избе
раскорячился
теленочек
--
телоч­ка!
--
цедил
на
соломенную
подстилку
тоненькую бесконеч­ную струйку Мы ели картошку и запивали молочком.
Сена,
конечно,
не хватило.
А
уж
вот-вот две недели --
и
выгонять
пастись.
Только
бы
эти
две
недели
как-нибудь...
Мама
выпрашивала
у
кого-нибудь
по малой вязанке, но
чего там!
Райке теперь много надо: у ней
теперь молоко.
И мы ее выпускали
за ворота, чтобы она
подбирала по улице:
может,
где
клочок
старого
вытает или
повезут возы на колхозную ферму
и
оставят на плетнях... Иногда оставляют на кольях по доброй горсти. Так она у
нас и
ходила.
А
где-то,
видно,
за­брела в
чужой двор,
пристроилась
к
стожку... Стожки еще у многих стояли: у кого мужики в доме, или кто по блату
до­стал
воз, или кто купил, или... Бог их там знает. Поздно
вече­ром Райка
пришла к воротам, а у ней
кишки из
брюха висят, тащатся за ней:
прокололи
вилами.
Вот... Значит, надо ждать телочку,
пока она вырастет. На­звали ее тоже
Рая.
Жатва
Год,
наверное, 1942-й. (Мне, стало быть, 13
лет.)
Лето, страда. Жара
несусветная. И нет никакой возможности спря­таться куда-нибудь от этой жары.
Рубаха на спине накали­лась и, повернешься, обжигает.
Мы жнем с Сашкой
Кречетовым. Сашка старше, ему лет 15-16, он сидит "на
машине" -- на жнейке (у нас говори­ли
--
жатка).
Я -- гусевым. Гусевым --
это вот что:
в жнейку впрягалась тройка, пара коней по бокам дышла
(водила
или водилины), а один, на
длинной постромке,
впереди,
и на нем-то в седле
сидел обычно
парнишка
моих лет, направляя пару тягловых -- и,
стало быть,
машину -- точно по срезу жнивья.
Оглушительно,
с
лязгом,
звонко
стрекочет
машина,
машет
добела
отполированными
крыльями (когда смотришь на жнейку
издали, кажется, кто-то
заблудился
в
высокой ржи
и
зовет руками
к себе); сзади
стоячей полосой
остается висеть золотисто-серая
пыль. Едешь, и на
тебя все время наплывает
сухой, горячий запах спелого зерна, соломы, нагретой травы и пыли -- прошлый
след,
хоть
давешняя
золотистая
полоса и
осела,
и сзади
поднимается
и
остается неподвижно висеть новая.
Жара жарой, но еще смертельно хочется
спать: встали чуть свет, а время
к
обеду. Я то и
дело засыпаю в седле, и тогда не приученный
к этой работе
мерин сворачивает в хлеб -- сбивает стеблями ржи паутов с ног. Сашка орет:
-- Ванька, огрею!
Бичина ..далее 




Все страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212

На главную страницу

Жизнь в датах | Генеалогия | Энциклопедия | Публикации | Фотоархив | Сочинения | Сростки | Жалобная книга | Ссылки



Hosted by uCoz<ght -->