что ЕЕ как бы отодвину­ли в сторону.
Но
и
я, по
правде сказать, радости не
испы­тал -- я чувствовал, что это еще не победа,
я понимал тогда сердцем и понимаю теперь разумом: ЕЕ победить невоз­можно.
"Когда я проходил мимо женщины-вахтера, я услышал ее недоброе обещание:
"Я тебе
это запомню". И сказано это было
с такой
проникновенной злобой, с
такой глубокой, с
такой истинной злобой!..
Тут со
мной что-то
случилось:
меня стало мелко всего трясти..."
Это
правда.
Не
знаю,
что такое там
со
мной случилось, но я
вдруг
почувствовал: что -- все, конец. Какой "конец", чему "конец" -- не пойму, не
знаю
и теперь, но предчувст­вие какого-то очень простого, тупого конца было
отчетли­вое.
Не
смерть
же,
в
самом
деле,
я
почувствовал
--
не
ее
при­ближение, но какой-то КОНЕЦ... Я тогда повернулся к НЕЙ и сказал: "Ты же
не
человек".
Вот
-- смотрел же я на НЕЕ!
-- а лица не
помню. Мне
тогда
показалось, что
я
ска­зал --
гулко, мощно,
показалось,
что
я
чуть
не
опрокинул ЕЕ этими словами. Мне
на миг самому сделалось страшно, я поскорей
отвернулся и
побежал
догонять своих
на лестни­це. "О-о!..
-- думал я про
себя. -- А вот -- пусть!.. А то толь­ко и
знают, что
грозят!" Но тревога в
душе осталась, смут­ная какая-то
жуть... И правая рука дергалась -- не вся,
а большой палец, у меня это бывает.
"Я никак не мог
потом успокоиться в течение всего
дня. Я просил жену,
пока
она находилась
со
мной, чтобы она взяла такси -- и я уехал бы отсюда
прямо сейчас. Страшно и про­тивно стало жить, не могу собрать воедино мысли,
не могу
до­казать себе, что это --
мелочь. Рука
трясется, душа трясет­ся,
думаю: "Да отчего
же такая сознательная, такая в нас
осмысленная злость-то
?"
При этом
-- не хочет видеть, что со мной
маленькие
дети, у них
глаза
распахнулись от ужаса,
что "на их папу кричат", а я ничего не могу сделать.
Это ужасно, я и хочу сейчас, чтобы вот эта-то мысль стала
бы понятной: жить
же противно, жить неохота, когда мы такие.
Вечером того же дня (в шесть часов вечера) ко мне
прие­хали из Вологды
писатель
В. Белов и секретарь Вологодско­го
отделения Союза писателей поэт
В. Коротаев. Я знал
об их
приезде (встреча эта
деловая), поэтому
заранее
попросил
моего
лечащего врача
оставить пропуск на них. В шесть ча­сов они
приехали -- она не пускает. Я опять вышел... Она там зло орет на них. Я тоже
зло
стал
говорить, что
--
есть же пропуск!..
Вот
тут-то
мы
все
трое
получили..."
В вестибюле в
то время было еще двое
служителей -- ОНА, видно, давала
им урок "обращения", они с интересом смотрели. Это было, наверно, зрелище. Я
хотел рвать
на
се­бе
больничную
пижаму, но почему-то не рвал,
а
только
ис­терично и как-то неубедительно выкрикивал,
показывая ку­да-то рукой: "Да
есть же
пропуск!..
Пропуск же!.." ОНА,
подбоченившись,
с
удовольствием,
гордо, презрительно -- и
все же лица не помню,
а помню, что презрительно и
гор­до
--
тоже кричала: "Пропуск
здесь -- я!" Вот уж мы беси­лись-то!.. И
ведь
мы,
все
трое, --
немолодые люди, повида­ли
всякое,
но как
же
мы
суетились,
господи!
А
она
кричала:
"А то -- побежа-али!..
К
дежурному
вра-чу-у!..
-- это
ОНА мне. -- Я побегаю! Побегаю тут!.. Марш на место! --
это ..далее 

<ght -->