управлюсь.
Даже
остановился и постоял. И решил, что -- ладно, черт с ней, пусть поговорит. У
самого
все рав­но
не
так выйдет
--
не сумеет
ладом
поговорить.
Пусть
злит­ся, а дело пусть сделает.
На другой
день
у
старушек
-- Малышевой
и
Отавиной
--
состоялось
свидание. И состоялся разговор.
Отавиха пришла к Малышевой, первым
делом глянула в
передний угол (нет
ли иконки?), скромно присела на крае­шек плюшевого дивана. Поздоровалась.
-- Я
чего призвала тебя, -- сразу начала Малышиха. --
Глухова старика
знаешь?
-- Емельян Егорыча? Знаю, как же. У его трех сынов убило...
-- Так
вот он хочет на тебе жениться, --
Малышева отче­канила
слова,
как семь аккуратных пельменей загнула. -- Ты согласна?
-- Свят, свят, свят! -- перекрестилась Отавиха. -- Да он что?!
-- А что? --
как-то даже развеселилась
Малышиха. -- Вы одинокие... Ты
подумай, подумай сперва, не торопись отве­чать. Он такой же козел,
как все,
но поможет дожить оста­ток жизни.
Как сама-то думаешь? Избу говорит,
можно
по­ка не продавать,
можно
заколотить; если уживетесь, тогда уж можно, мол,
продать, а деньги -- на книжку. Как дума­ешь-то?
-- Да как я
могу думать? --
искренне не
знала
старуха Отавина. -- У
меня и думы-то все из головы убежали. Как
же -- с
бухты-барахты
-- выходи
замуж, -- Отавиха мелко,
искренне посмеялась.
--
Эдак-то
рассудка
можно
лишить­ся. Вот так невеста!
-- Ну, и он тоже -- жених. Как все же?
-- Да погоди ты, Сергевна, не колготись, дай с духом со­браться...
-- Он придет счас. За ответом.
-- Эка!
-- Отавиха даже
привстала
с дивана и
поглядела на дверь.
И
опять села. -- Вот задача-то!
-- Ну, я гляжу, ты уж почти согласная.
Старуха Отавина вдруг серьезно задумалась.
--
Я
тебе
так
скажу,
Сергевна:
он
старик
ничего,
не
пьет,
не
богохульничает
особо,
я не слышала.
Только... -- Отави­на
посмотрела
на
сваху. -- Так-то бы оно -- што? Бывают -- сходются, старики, живут...
-- Бывает.
-- А ну-ка да он ночами приставать станет?
Малышева даже рот открыла.
-- Как?
-- А как? Так. Они знаешь
какие! Перьво-наперьво я
бы желала
знать и
быть в надежде, што
он приставать не станет. И штоб не матершинничал. Табак
курит... Ну, тут уж... все курют, тут не укоротишь.
-- Так ты согласная? -- изумилась Малышева.
-- Погоди-ка, не гони-ка
коней. Я вот
и
говорю: много
у меня всяких
условиев получается.
То -- нельзя, это -- нель­зя... А старик подумает да и
скажет:
"Чего же тада
и
можно-то?" И все
наше сватовство-то само собой и
распадет­ся,
--
Отавиха
опять
мелко засмеялась.
-- Вот
не
думала,
не
гадала... Господи, господи.
Оно бы
-- так-то чего? У меня
вон товарка моя
задушевная
бывшая в
Буланихе, где я раньше жила, тоже вот
так вот: пришел
старик, тары-бары, а
по­томи говорит: "Давай, мол, Кузьмовна, вместе жить".
И жи­ли.
Он, правда, уж умер
года
два как... А она живет в
его до­ме.
И
хорошо
жили, я
знаю. Сколько?.. Годов пять жили.
Ничо,
не
обижал ее.
К
концу-то жизни люди умней делают­ся. Счас вон... поглядишь на нонешних-то...
господи, госпо­ди!.. Поглядишь,
и ничего не скажешь. Оно бы, знамо, и мне в
покое бы дожить да
в тепле... Избенка-то у меня вся проху­дилась, рада, что
уж зима кончилась --
никак ее не нато­пишь. Топишь-топишь, топишь-топишь, а
все как под решетом.
-- А к дочери-то почему не едешь?
-- Куда-а! Сами ютятся там на пятачке... Жила. Внуки-то маленькие были,
жила. Измучилась. Все измучились. А теперь
уж
ребятишки-то в школу
пошли,
так я
уж рада-радешень­ка,
хоть мне эту-то ..далее 

<ght -->