с
припухлыми,
чуть
вывернутыми
губами,
хоть
тоже шумли­вая, но
добрая и
доверчивая, как овца.
Она-то и
родила Ан­тона. Из-за
нее-то и
нервничали. Казалось бы, чего уж те­перь-то
нервничать: знали же,
ждали
же... Нет, как привезли человечка, тут они все
разнервничались -- на то они и Ху­дяковы, крикуны, особенно отец.
-- Ну,
х-орошо, ну,
л-л-л... это... ладно, -- кричал отец, -- если он
не хочет прийти, то х-оть скажи: кто он?!
Алевтина
плакала,
но
не
говорила,
упорно
не
говорила...
Николай
Иванович из
себя
выходил,
метался
по
комнате.
Лариса Сергеевна --
это
странно, но никто как-то на это не обращал внимания,
что это странно, -- не
кричала,
а
спо­койно налаживала
кроватку,
распоряжалась насчет
пеленок,
распашонок... Она,
как видно, свое
откричала
раньше.
Кос­тя...
У Кости,
брата, было сложное чувство. Младенец взвол­новал его, обрадовал, но досада,
стыд и злость
на сестру гу­били радость. Он тоже хотел бы знать, кто же это
такой ловкий, что и ребенка смастерил, и глаз казать не хочет?
-- Подожди ты, не кричи, -- сказал он отцу, -- чего кри­ком достигнешь?
-- Достигали!
--
закричал и на него отец.
-- Вы всего дос­тигаете!..
Вон вы чего достигаете -- в подолах приносить. Радуйтесь теперь!..
-- Ну и... все. Чего кричать-то? Чего изменишь-то кри­ком?
-- Я хочу знать: кто?! -- отец резко крутнулся на месте, махнул рукой и
выбежал из комнаты.
На
кухню.
Он
не мог
совладать
с
отчаянием. -- Как
добрым,
отдельную
квартиру
дали!..
--
вовсе уже бессмысленно
кричал он
оттуда. -- Нет, они начинают тут... Тьфу!
-- Алька, -- приступил к
допросу
Костя,
приступил, как ему казалось,
спокойно и умно. -- Скажи мне, я один буду знать: кто?
-- Иди ты к черту! -- закричала на него заплаканная Алька. -- Не скажу!
Не ваше дело.
-- Не
наше?!
-- закричал и Костя. И
уставился
на сестру, и смолк, в
поисках сильного справедливого слова. -- А чье же? Не
наше?..
Зануды вы!..
Дуры! -- он тоже резко повер­нулся и ушел на кухню.
-- Ну, что за дуры такие!.. -- повторил
он уже
на
кухне, при отце. И
стал закуривать. -- Убивать таких...
Отец, засунув
руки в карманы брюк,
стоял у окна, оби­женно смотрел на
улицу.
-- Вырастили дочь, -- сказал он. -- Хоть беги теперь от позора... С кем
она
дружила-то?
-- опять
повысил
он голос. И повернулся
к сыну.
--
Не
знаешь?
-- Откуда я знаю?
-- "Откуда я
знаю"! Черти... Засмеют теперь, людям толь­ко дай
повод.
Эх-х!..
Они
долго молчали,
курили,
невольно
прислушиваясь к
возне
там,
в
комнате. Маленький Антон молчал.
-- Парень-то крепкий уродился, -- сказал отец страдаль­ческим голосом.
-- Ну
и пусть растет, -- невольно поддался было Костя
мирному, хоть и
горькому настроению. -- Что теперь сдела­ешь?
-- Ну,
нет!
--
взвился опять
отец.
И
вскочил, и заходил по тесной
кухне.
--
Это
они...
сильно легко жить
собрались! Черта
с два! Так
не
бывает, -- он
помолчал, еще походил немного, остановился перед сыном. -- Ты
вот
что:
когда
успо­коимся,
ты
как-нибудь подъехай
к
ней... Хитростью
как-ни­будь. Не может быть,
чтобы нельзя узнать... Что, в чужой стране, что
он?
Поумней
как-нибудь... Не кричи, а
поспо­койней. То,
се, мол,
может,
привет передать...
Да не
может ..далее 

<ght -->