еще раз
говорю вам: эта ваша самодеятельность с салютом в ноч­ное
время --
грубое нарушение
покоя. Мало
ли
еще будет
ка­ких достижений! Вы нам всех
граждан психопатами сделаете. Раз и навсегда запомните
это.
Кстати, как
у
вас с дровами?
Фельдшер растерялся от неожиданного вопроса.
--
Спасибо,
пока
есть. У
меня
пока все есть. Мне
здесь хорошо. --
Фельдшер
мял в руках шапку, хмурился.
Ему было
стыдно за свой
выкрик. Он
посмотрел на участково­го. -- Простите меня -- не сдержался...
Участковый смутился.
-- Да ну, чего там...
Председатель засмеялся.
-- Ничего. Кто, как говорят, старое помянет, тому глаз вон.
--
Но кто забудет, -- шутливо
погрозил участковый, -- тому два долой!
Протокол составлять не будем, но запомним. Так, товарищ Козулин?
--
При
чем тут протокол, -- сказал
председатель. --
Ин­теллигентный
товарищ...
-- Интеллигентный-то интеллигентный... а дойдет до наших в отделении...
--
Мы вас
не задерживаем, товарищ Козулин, -- сказал председатель. --
Идите работайте. Заходите, если что понадо­бится.
-- Спасибо. -- Фельдшер поднялся, надел шапку, пошел к выходу
На пороге остановился... Обернулся. И вдруг
сморщился,
закрыл глаза и
неожиданно громко -- как перед батальо­ном -- протяжно скомандовал:
-- Рр-а-вняйсь! С'ирра-a!
Потом потрогал лоб и глаза и сказал тихо:
-- Опять нашло... До свидания. -- И вышел.
Милиционер и председатель еще
некоторое время сиде­ли, глядя на дверь.
Потом участковый тяжело перевалился в кресле к окну, посмотрел, как фельдшер
уходит по улице.
-- У нас таких
звали: контуженный пыльным мешком из-за угла, -- сказал
он.
Председатель тоже смотрел в окно.
Ветфельдшер Козулин шел, как всегда, скоро. Смотрел вниз.
-- Ружье-то надо забрать у него, -- сказал председатель.
--
А то черт
его знает...
Участковый хэкнул.
-- Ты что, думаешь, он, правда, "с приветом"?
-- А что?
-- Придуривается! Я по глазам вижу...
-- Зачем? -- не понял председатель. -- Для чего ему? Сей­час-то?..
-- Ну как же -- никакой ответственности. А вот спроси сейчас справку --
нету. Голову даю на отсечение: никакой справки, что
он шизя, нету. А
билет
есть. Ты говоришь: ружье... У него наверняка охотничий билет есть. Давай
на
спор: сей­час поеду, проверю -- билет есть. И взносы уплачены. Давай?
-- Все же я не пойму: для чего ему надо на себя наговари­вать?
Участковый засмеялся.
-- Да просто так -- на всякий случай. Мало ли --
кос­нись: что,
чего?
-- я шизя. Знаем мы эти штучки!
OCR: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского
Далекие зимние вечера
Под Москвой идут тяжелые бои...
А на
окраине далекой сибирской деревеньки
крикливая ребятня с раннего
утра режется в бабки. Сумки с книжками валяются в стороне.
Обыгрывает
всех
знаменитый
Мишка Босовило
--
коре­настый
малый
в
огромной шапке.
Его биток, как маленький снаряд, вырывает с кона сразу штук
по пять бабок. Мишка играет спокойно, уверенно. Прежде чем бить
по кону, он
сни­мает
с
правой
руки
рукавицу,
сморкается
по-мужичьи
на
до­рогу,
прищуривает левый
глаз...
прицеливается...
Все, затаив дыхание,
горестно
следят за ним. Мишка делает шаг... вто­рой... -- р-р-раз! -- срезал. У Мишки
есть
бабушка,
а
бабушка,
говорят,
того...
поколдовывает.
У
ребятишек
подозрение, что Мишкин биток заколдован.
Ванька Колокольников проигрался к обеду в пух и прах.
Под конец, когда
у
него
осталась
одна
бабка,
он
хотел
слов­чить:
заспорил
с
Гришкой
Коноваловым, что сейчас его, Ванькина, очередь бить. Гришка
стал доказывать
свое.
-- А по сопатке хошь? -- спросил Ванька.
-- Да ты же за Петькой бьешь-то?!
-- Нет, ты по сопатке хошь? -- Когда Ваньке нечего гово­рить, он всегда
так спрашивает.
Их разняли.
Последнюю бабку Ванька
выставил
с болью, стиснув
зубы.
И
проиграл.
Потом стоял в сторонке злой и мрачный.
-- Мишка, хочешь "Барыню" оторву? -- предложил он Мишке.
-- За сколько? -- спросил Мишка.
-- За пять штук.
-- Даю три.
-- Четыре.
-- Три.
--
Ладно,
пупырь, давай три. Скупердяй ты, Мишка!.. Я
таких сроду не
видывал. Как тебя еще земля держит?
-- Ничего, держит, -- спокойно сказал Мишка. -- Не хо­чешь --
не надо. ..далее 

<ght -->