был
человек
недоразвитый,
придурковатый.
Был он здоровенный парень с длинными руками, горбо­носый, с
вытянутым,
как у лошади,
лицом. Ходил, раскачи­ваясь взад-вперед, медленно посматривал
вокруг
бездумно и ласково. Девки
любили
его. Это
было непонятно.
Чья-то
умная голова додумалась: жалеют. Гриньке это очень понра­вилось.
-- Меня же все жалеют! -- говорил он, когда
был
подвы­пивши, и стучал
огромным кулаком себе в грудь, и смотрел при этом так,
будто он говорил: "У
меня же девять орденов!"
Работал
Гринька хорошо,
но
тоже
чудил.
Его, например, ни
за какие
деньги,
никакими уговорами
нельзя было
заста­вить работать в воскресенье.
Хоть ты
что делай,
хоть
гори
все вокруг синим огнем -- он в
воскресенье
наденет
черные
пли­совые
штаны, куртку
с "молниями",
намочит русый чуб,
уло­жит
его на
правый бочок аккуратненькой копной и пойдет
по
деревне --
просто так, "бурлачить".
-- Женился бы хоть, телеграф, -- советовала ему мать.
-- Стукнет тридцать -- женюсь, -- отвечал Гринька.
Гриньку
очень
любили
как-нибудь
называть:
"земледав",
"быча",
"телеграф", "морда"... И все как-то шло Гриньке.
Вот какая история приключилась однажды с Гринькой.
Поехал он в город за горючим для совхоза.
Поехал еще затемно. В городе
заехал к знакомым, загнал машину в огра­ду, отоспался на диване, встал часов
в
девять, плотно позавтракал и поехал на центральное
бензохранилище -- это
ки­лометрах в семнадцати от города, за горой.
День был тусклый,
теплый. Дороги
раскисли после дож­дя,
колеса
то и
дело буксовали. Пока доехал до хранилища, порядком умаялся.
Бензохранилище --
целый
городок,
строгий, правиль­ный, однообразный,
даже
красивый в своем однообразии.
На
площади
гектара в два
аккуратными
рядами стоят огромные
серебристо-белые цистерны -- цилиндрические, круглые,
квадратные.
Гринька
пристроился
в
длинный
ряд
автомашин
и
стал
потихоньку
двигаться.
Часа через три только ему закатили в кузов бочки с бен­зином.
Гринька подъехал
к конторе,
поставил
машину рядом с другими и
пошел
оформлять документы.
И
тут -- никто
потом
не мог
сказать,
как это
случилось, почему --
низенькую контору озарил вдруг яркий свет.
В конторе было
человек шесть шоферов, две девушки за столами и толстый
мужчина в очках (тоже сидел за столом).
Он и оформлял бумаги.
Свет вспыхнул сразу. Все на мгновение ошалели. Стало тихо. Потом тишину
эту, как бичом, хлестнул чей-то вскрик на улице:
-- Пожар!
Шарахнули из конторы.
Горели бочки на одной из машин. Горели как-то злове­ще, бесшумно, ярко.
Люди бежали от машин.
Гринька тоже побежал вместе со всеми. Только один толстый человек (тот,
который оформлял бумаги), отбежав немного, остановился.
-- Давайте брезент! Э-э! -- заорал он. -- Куда вы?! Успеем же!.. Э-э!..
--
Бежи, сейчас
рванет! Бежи,
дура толстая!
--
крикнул
кто-то
из
шоферов.
Несколько человек остановились. Остановился и Гринька.
-- Сча-ас... Ох и будет! -- послышался сзади чей-то го­лос.
-- Добра пропадет сколько! -- ответил другой.
Кто-то заматерился. Все ждали.
-- Давайте брезент! -- непонятно кому кричал толстый мужчина, но сам не
двигался с места.
--
Уходи!
-- опять
крикнули ему -- Вот
ишак...
Что
тут
брезентом
сделаешь? Брезент...
Гриньку точно кто толкнул сзади. Он побежал к горящей машине.
Ни о чем
не думал. В голове точно молотком би­ли -- мягко и больно: "Скорей! Скорей!"
Видел, как впереди, над машиной, огромным винтом свивается белое пламя.
Не помнил Гринька,
как
добежал он до
машины, как
включил зажигание,
даванул стартер, воткнул скорость --
че­ловеческий механизм сработал быстро
и точно. Машина рва­нулась и, набирая скорость, понеслась прочь от цистерн и
от других машин с горючим.
Река была в полукилометре от хранилища: Гринька пра­вил туда, к реке.
Машина
летела по целине, прыгала. Горящие
бочки гро­хотали в
кузове.
Гринька закусил
до крови
губы, ..далее 

<ght -->