Костя, --
да
эти же и знают,
с
гитара­ми-то. Чего
я?.."
И он подошел к
одному, к
тоскливому... Этот
тоскливый
был, видно, с
похмелья
по воскресному делу, сидел один на скамеечке под березой, устало и
одинаково смотрел перед собой -- ждал, что ли, кого.
-- Что такой задумчивый? -- спросил Костя, присажива­ясь на скамейку.
Тоскливый
повернулся
к нему...
Глаза
круглые,
неглу­пые, несколько
усталые, но тотчас засветились любопытст­вом и неким немым ожиданием.
-- А чего? -- спросил он.
"Да
нормальные люди! --
успел подумать Костя. -- На­пускают только на
себя..."
У этого, тоскливого, даже и волосы-то не
такие уж длин­ные, правда, --
усы...
--
Ты
этого...
Игорька
знаешь?
--
прямо
спросил
Кос­тя.
--
С
сеструхой-то который...
Тоскливый некоторое время с интересом смотрел на Костю -- не то изучал,
но и не скрывал интереса. Усмех­нулся.
-- А тебе что?
Костя заволновался, но прищемил
свое волнение
зуба­ми... Тоже смотрел
на
усатого, старался усмехнуться, но
не знал: усмехается или нет? Очень уж
он как-то сразу взвол­новался.
--
Пошли выпьем? --
сказал Костя. И
суетливо сунулся в карман, чтобы
этим жестом успокоить усатого -- что не трепется, что деньги есть. Но деньги
не стал
показывать, ибо заметил, что усатый утратил интерес к
нему: видно,
как пото­ропился он с этой выпивкой.
"Ну а как, как? -- в отчаянии соображал Костя. -- Как же?"
-- Прикупить,
что
ли, хочешь?
--
спросил усатый. И
от­вернулся. Но
снова повернулся. -- Зачем тебе Игорька-то? -- спросил.
Тут Костя взмолился:
-- Слушай... прости с этой выпивкой -- сам не знаю,
че­го я... Прости,
--
он даже тронул трясущейся
рукой усатого по колену.
-- Я хочу
спросить
Игорька: будут они... сходить­ся-то?
Усатый опять
смотрел
на Костю,
и
опять
глаза
его
круг­лые
слабо
осветились жизнью: опять ему стало интересно. Он усмехнулся.
-- Не будут, -- сказал он.
-- Почему? -- спросил Костя. Он хотел бы тоже усмех­нуться, но не знал:
получается у него усмешка или нет. -- А зачем же тогда ребенка-то?..
--
Это ты
у
сестры
спроси, -- молвил резонно усатый. И
отвернулся.
Интерес потух в его круглых глазах.
Мгновение Косте казалось, что он
кинется на усатого,
вцепится
ему
в
горло... но он помолчал и спросил:
-- Неужели ребенка-то?.. Хоть бы посмотрел. Что уж тут, съедят, что ли,
вашего Игорька? Чего боитесь-то?
-- Кто боится? -- спросил усатый удивленно.
-- Да вы боитесь, --
Костя понял, что нечаянно угодил
в слабое
место
усталой души усатого. -- Чего же прячетесь, если не боитесь?
Усатый
долго молча смотрел на Костю... И Костя смот­рел на него, и ему
удалось презрительно усмехнуться, он это почувствовал.
-- Ну
и поганцы же!.. -- сказал он
презрительно. -- Чуть чего,
так в
кусты. Джельтмены, мать вашу... Твари.
Усатый задумался... Скосил глаза куда-то мимо Кости и даже губу покусал
в раздумье.
--
Мгм, --
сказал он. -- Я могу
дать адрес Игорька...
Но вечером ты
выйдешь и расскажешь, как вы там поговорили. Так есть?
-- Есть, -- поспешно согласился Костя. -- Расскажу.
-- Мичурина двадцать семь, квартира восемнадцать. Но не забудь, вечером
расскажешь.
...Костя
летел
на
Мичурина
и
твердил
в
уме:
"Двадцать
семь,
восемнадцать,
двадцать
семь,
восемнадцать..." Поче­му-то взял
страх, что
забудет, а записать -- ручки
с собой нет. Ни о чем другом не думал, твердил
и твердил эти
циф­ры. Только когда
пришел к дому двадцать семь и стоял уже
перед дверью, на которой табличка -- 18, тогда
только пе­ревел дух... И тут
обнаружил, что очень
волнуется, так вол­нуется,
как никогда не волновался:
даже
сердце заболело. Нет, надо
успокоиться, решил Костя, а то... что же я
такой сделаю там?
Он походил перед дверью... Не успокоился, а,
сам того не
желая, не сознавая даже, нажал кнопку звонка.
Дверь открыла моложавая еще женщина, очень приятная на вид... Открыла и
смотрела на Костю.
-- Игорь дома? --
спросил Костя спокойно. Он поразил­ся в
душе своему
вдруг спокойствию. Только что его чуть не трясло от волнения.
-- Нету... -- ..далее 

<ght -->