плыл,
повинуясь спокойному,
мощному току времени.
И думалось просто и ясно: "Вот
-- живу. Хорошо".
Вдруг он
услышал два торопливых голоса на крыльце до­ма; у него больно
екнуло
сердце:
он узнал
голос жены. Он замер. Да, это был голос Клары.
А
второй --
Славкин.
Над
навесом была дощатая перегородка, Славка
и
Клара
подо­шли к
ней
и стали. Получилось
так:
Серега
сидел
по
одну
сторону
перегородки, спиной к ней, а
они стояли по
дру­гую сторону... То
есть это
так
близко, что можно было услы­шать стук сердца чужого, не то
что голоса,
или
шепот,
или возню какую. Вот
эта-то близость -- точно он под
кроватью
лежал -- так поначалу ошарашила, оглушила, что Серега не мог пошевельнуть ни
рукой, ни ногой.
-- Чиженька мой, -- ласково, тихо -- так
знакомо! --
гово­рила Клара,
--
да что же ты торопишься-то? Дай я тебя... -- чмок-чмок. Так знакомо! Так
одинаково! Так близко... -- Славненький мой. Чудненький мой... -- чмок-чмок.
-- Сла­денький...
Они там
слегка
возились
и толкали
Серегу.
Славка что-то
торопливо
бормотал,
что-то спрашивал --
Серега
пропус­кал его слова,
-- Клара тихо
смеялась и говорила:
-- Сладенький мой... Куда,
куда? Ах
ты, шалунишка!
По­целуй
меня
в
носик.
"Так
вот это как бывает,
-- с
ужасом, с омерзением, с болью постигал
Серега.
-- Вот
как!"
И
все живое, имеющее смысл, имя,
--
все
ухнуло в
пропасть,
и стала одна черная яма. И ни имени нет, ни смысла -- одна черная
яма. "Ну, те­перь все равно", -- подумал Серега. И шагнул в эту яму.
--
Кларнети-ик,
это я, Серый, -- вдруг
пропел Серега, как
будто
он
рассказывал сказку
и подступил к моменту, когда лисичка-сестричка подошла к
домику петушка
и так вот пропела: -- Ау-у! -- еще спел
Серега. -- А я
вас
счас бу­ду убива-ать.
Дальше все пошло мелькать, как во сне: то то видел Серега, то это... То
он куда-то бежал,
то
кричали люди. Ни
тяжести своей,
ни плоти Серега
не
помнил. И
как
у него в руке очутился топор,
тоже не помнил. Но вот что он
запом­нил хорошо: как Клара прыгала через прясло. Прическа у Клары
сбилась,
волосы
растрепались,
когда
она
махнула
че­рез
прясло, ее
рыжая
грива
вздыбилась над головой... Эта­кий огонь
метнулся. И этот-то
летящий момент
намертво схватила память. И когда потом Серега вспоминал
бывшую свою
жену,
то
всякий раз в глазах
вставала эта
картина
-- полет, и
было
смешно
и
больно.
В тот
вечер
все вдруг отшумело, отмелькало... Куда-то все подевались.
Серега
остался один
с топором...
Он стал
все сознавать, стало нестерпимо
больно.
Было так больно, даже
дышать
было
трудно от боли. "Да что же это
такое-то!
Что же
делается?" -- подумал
Серега... Положил на жердину левую
руку и тяпнул топором по пальцам. Два пальца --
указатель­ный
и средний --
отпали. Серега бросил топор и пошел
в больницу.
Теперь
хоть
куда-то надо
идти. Руку замотал руба­хой, подолом.
С тех пор его и прозвали на селе -- Беспалый.
Клара уехала
в ту
же ночь;
потом
ей
куда-то
высылали
до­кументы:
трудовую
книжку, ..далее 

<ght -->