Андрей
Иванович. И начинает всех разить знаниями; го­ворит он складно, и если бы не
много, то, наверно, было
бы даже интересно послушать его. Вся беда -- много
говорит. -- Сидела мушка на веточке много-много миллионов лет на­зад, на нее
капнула капля
смолы, ее сшибло
с веточки,
даль­ше,
на эту капельку упала
другая... Ну, и так далее.
-- Ты дай мне этот кусок, я уберу
лишнее, сделаю тебе та­кую иголку
к
галстуку -- все будут не на тебя смотреть, а на эту иголку с мушкой.
-- У нас один карат бриллианта -- это горошина со все­ми накладными, со
всеми
налогами
--
тысяча
рублей.
Так?
Но
у
нас
--
тридцать
шесть
характеристик
бриллиантов,
гру­бо говоря, тридцать
шесть сортов. И вот ты
дай мне...
Это
он в
пивной
разглагольствует, и на
это "ты дай
мне"
ему часто
говорят: "На!"
Андрей Иванович очень не любил своего соседа
по жи­лью, Трухалева Илью
Георгиевича,
закройщика
ателье
но­мер
какого-то.
Этот
Илья
Георгиевич
откровенно
называл
Андрея
Ивановича
трепачом.
Андрей
Иванович
на
это
вы­пячивал
нижнюю
челюсть,
зло
смотрел
на
закройщика, не­которое время
молчал, потом начинал говорить:
-- Чем отличается граненый бриллиант от бриллианта, который
не побывал
в руках
мастера? Граненый играет.
А тебя, когда
делали, чуть-чуть
только
тронули -- чтобы вес не потерять: ты дурак. Тяжелый, но дурак.
Опять,
на
беду свою,
много,
долго
и
одинаково --
про бриллианты,
гранения, игру... И дожидался, что Трухалев ему на все это кратко говорил:
-- Трепач. Барахло, -- и уходил.
И получалось,
что
это
он
говорил
последние
слова,
слова
тяжкие,
обидные, а Андрей Иванович оставался
со множеством точных, образных слов --
не высказанных;
он
злился и
на малейшие шумы, звуки в квартире Трухалева,
сладострастно,
с
ожесточением
садил
черенком
половой
щетки
в
потолок
(Трухалев жил над ним). Трухалев
на это
стукнет
пару
раз,
точно скажет:
"трепач", "барахло" -- и жизнь в его квартире идет так же, как и шла: ходят,
постукивают, передвигают стулья.
За
время,
пока они жили так
-- друг над другом, --
юве­лир Куринков
накопил на закройщика
много
зла и
обиды. Тот отвечал тем же,
кроме того,
кажется, куда-то писал на ювелира, что он не дает соседям покоя: всем стучит
в
стены
щеткой.
Если
им
случалось
вместе
ехать
в
лифте
или
зимой
выколачивать рядом ковры на снегу, они оскорбляли друг друга.
-- Опять вас продернули, -- начинал ювелир. --
Сшили пиджак,
а рукава
-- вот по этих пор. Не видал по телеви­зору?
-- Мы такие специально для ювелиров шьем, чтобы брил­лианты было видно.
А нормальным людям мы шьем нор­мально.
-- Но про ювелиров ни разу не было передачи, а про вас -- то и дело.
-- Делать-то нечего, вот и показывают. Если ты мне еще будешь стучать в
пол, я спущусь и надену тебе мусорное
вед­ро на голову. И буду тоже стучать
по нему. Молотком.
-- Попробуй. Я те алмазным резцом вырежу на лбу: "Ду­рак".
-- От дурака слышу. Трепач. Барахло.
И закройщик уходил.
И
вот как-то в воскресенье к ювелиру Куринкову заехал
брат,
военный.
Брат
ехал
в отпуск
на юг,
по пути
завернул на сутки
к брату.
Домашних
Куринкова -- жены и доче­ри-студентки
-- дома не было, братья ..далее 

<ght -->