силой
бросал
чиненую-перечиненую шлею, топтал ее здоровой ногой и плакал от злости.
В тот день председатель здорово насмешил нас.
Съехались
мы
поздно
вечером к
бригадному дому, рассе­лись
кто
где
хлебать затируху (мелкие
кусочки теста, крошки,
сваренные
в воде).
Потом
должно было
быть
собрание:
у председателя много накопилось фактов
нашего
безобразного
поведения: кто-то
еще, кроме нас с
Сашкой,
спал
на полосе,
кто-то накануне, вечером, самовольно бегал домой в баню, кто-то, дожав клин,
гонялся с бичом за перепелками -- терял драгоценное время...
Председатель, пока мы ужинали, застелил
красным
сук­ном
длинный стол
под навесом, сидел один за столом, строго поглядывал в нашу сторону -- ждал:
предстояла "накачка".
Мы ополоснули чашки, закурили и приготовились слу­шать.
-- Сегодня
четыре оглоеда, -- начал председатель, -- спа­ли на полосе.
Это: Санька Кречетов, Илюха Чумазый, Вань­ка Попов и Васька-безотцовщина. Вы
што, соображаете?!
А
этот
верзила... Колька, я про тебя! -- в баньку ему,
вишь, захотелось!
(Колька, Моисеев внук, поймал у меня вчера на рубахе вшу и подговаривал
вместе бежать вечером в деревню в баню, а к свету вернуться. Я отказался.)
-- Попариться
ему, вишь, захотелось, жеребцу!
Дубина такая... Ты
всю
ночь-то пробегаешь туда-сюда, а днем -- спать на полосе!
-- Я не спал.
-- Я посплю вам! Я вам посплю, дьяволы! Вы у меня ишо скирдовать в ночь
будете.
Далеко,
за
лесом,
медленно опускается
в синие
дымы большое красное
солнце; хорошо
на земле, задумчиво, по­койно. Под председательским
столом,
свернувшись
калачи­ком, мирно спит Борзя, наш
бесконечно
добрый,
шалавый
кобель.
Председатель
никак
не
может
разозлиться, вяло у
него получается --
никакого интереса. Мы клюем носами.
-- Дальше:
што
это
за
моду взяли -- перепелок стегать?! Живодеры...
Первое: они всяких личинок уничтожают... Да время же теряете, черти! Пока ты
ее
догонишь
да
угодишь
бичом
--
времени-то
сколько
уходит!
Дальше:
Ленька-япо­нец наехал, сукин сын, на пенек, порвал пилу. Оглазел?! Скину вот
трудодней
пятнадцать, будешь
вперед
смотреть! Ехай счас прямо
в кузню --
штоб завтра, как только дед Ма­кар проснется, пилу мне склепали.
Ленька-японец радешенек: дома побудет. Везет недомер­ку!
Не нарочно ли
на пень-то наехал? Но он хитрый, радости не показывает, а виновато хмурится.
-- Дальше: еслив ишо кого увижу...
Тут-то нанесло нежданного: на дороге, из-за взгорка, по­казались дрожки
уполномоченного -- мы хорошо знали его жеребца. К нам едет.
Эх,
как
вскочил
тут
наш
председатель
(он
ужасно
боялся
уполномоченного), да как застучал кулаком по столу, как за­кричал:
-- Я давно уж замечаю среди вас контр... контр...
А деревяшкой своей председатель наступил
Борзе на
хвост; Борзя
взвыл
блажным голосом. Председателю надо перекричать собаку, он кричит:
-- Давно уж я замечаю среди вас контрреволюционные элементы!
Собака воет, крутится под столом; председатель почему-то не может сойти
с нее -- то ли от волнения,
то
ли...
Бог его
знает.
Добрый Борзя
начал
кусать
деревяшку;
мы
корчимся от
смеха:
до
того уморительная
картина.
(Потом, когда мы вспоминали эту историю, Ленька-японец сознался, что
у него
случилась тогда посикота -- написал в штаны от смеха.)
Уполномоченный
подъехал.
Глядит
на
нас,
ничего
не
может
понять.
Председатель
быстро пошел навстречу ему. Ошалевший Борзя с
визгом
вылетел
из-под
стола,
кинулся бежать... Да
прямо в
ноги
райкомовскому
жеребцу.
Красавец
жеребец
дико всхрапнул,
дал в дыбы -- чуть из
хомута
не вылез.
Уполномоченный выскочил из коробка;
председатель поскакал было на деревяшке
за Борзей, потом вернулся, стал успокаивать жеребца. ..далее 

<ght -->