-- Вон-он!-- странно, до чего она была легкая при своей
тучности, и до
чего же
пронзительно
она
визжала.
-- Вон
от­сюда, сволочи!!
Звоните
в
милицию! Я звоню в милицию! -- женщина так же легко ускакала звонить.
-- Пошли, Санька, -- сказал Егорка.
Санька не знал, как подумать про все это.
-- Пошли, -- еще сказал Егор.
-- Нет, не
пошли-и, -- свирепо сказал розоволицый. И
стал надвигаться
на
Саньку. -- Нет,
не пошли-и... Так
про­сто, да? Семен,
заходи-ка с той
стороны. Окружай хулига­нов!
Человек
в тапочках
пошел было окружать. Но
тут
вернул­ся
от
двери
Егор...
...Из "окружения" наши орлы вышли, но получили по пятнадцать суток. А у
Егорки еще
и права на
полгода отня­ли -- за своевольную
поездку
в город.
Странно,
однако,
что
деревенские
после
всего
этого
в Санькину историю
полно­стью поверили. И
часто просили рассказать, как он гужевался
в городе
три дня и три ночи. И смеялись.
Не смеялся только Егорка: без машины стал меньше зарабатывать.
-- Дурак -- поперся, -- ворчал он, -- На кой черт?
-- Егор, а как баба-то? Правда, что ли, шибко красивая?
-- Да я и разглядеть-то не успел как следует: прыгал ка­кой-то буфет по
квартире...
-- А квартира-то, правда, что ли, такая шикарная?
-- Квартира шикарная. Квартиру успел разглядеть. Квар­тира шикарная.
Санька долго еще ходил по деревне героем.
OCR: 2001 Электронная библиотека Алексея Снежинского
Владимир Семеныч из мягкой секции
Владимир Семеныч Волобцов здорово пил, так пил,
что от него ушла жена.
В
один горький похмельный день он вдруг обнаружил, что его предали. Ужасное
чувство:
были слова,
слезы,
опять слова,
и
вот --
один. Нет,
конечно,
род­ные
в
городке, знакомые
есть, но
мы
знаем,
что
все эти
род­ные и
знакомые -- это тоже слова, звуки: "Петр Николаич", "Анна Андреевна", "Софья
Ивановна..." За
этими
звука­ми
-- пустота. Так, по крайней мере,
было
у
Владимира Семеныча: никогда эти люди для него ничего не значили.
Владимир
Семеныч не на
шутку встревожился, очутив­шись в одиночестве.
Что делать?
Как
жить?
Но
когда
пер­вый ошеломляющий
вал
прокатил
над
головой,
муть, под­нятая в душе Владимира Семеныча,
осела,
осталось
одно
едкое мстительное чувство.
"Так?
-- думал Владимир Семеныч. -- Вы так?
Хорошо! Посмотрим, как ты
дальше будешь. Как говорится, посмот­рим, чей козырь старше. Не прибежишь ли
ты, голубушка, снова сюда да не попросишь ли Вовку-глота принять тебя".
И
Владимир Семеныч
бросил пить. Так бывает: вошел клин
в сознание --
стоп!
Вся жизнь отныне сама
собой подчинилась
одной мысли: так
поставить
дело,
чтобы
пре­подобная Люсенька (жена) пришла
бы
и бухнулась в ноги --
молить о прощении или, чтобы она там, где она обитает, с отчаяния полезла бы
в петлю.
"Ты смотри! -- с
возмущением думал Владимир Семе­ныч. -- Хвост
дудкой
--
и поминай как
звали! Нет, милая,
так не бывает.
Не
тебе, крохоборке,
торжествовать надо мной победу!"
Владимир Семеныч работал в мебельном магазине, в сек­ции мягкой мебели.
Когда он давал кому-нибудь рабочий телефон, он так и говорил:
-- Спрашивайте Владимира Семеныча из мягкой секции.
Работать
Владимир
Семеныч
умел: каждый месяц
имел
в кармане, кроме
зарплаты. Люди бросились красиво жить, понадобились гарнитуры, гарнитуров не
хватало --
башка есть на плечах, будешь иметь в кармане. Владимир Семенович
имел
башку на плечах,
поэтому
имел
в
кармане. Но раньше он много
денег
пускал
побоку,
теперь
же
стал
впол­не
бессовестный
и
жадный:
стал
немилосердно обирать по­купателей, стал сам покупать
ценности,
стал богато
одевать­ся. Он знал, что Люсенька никуда из городка не уехала, живет у одной ..далее 

<ght -->